oohhh yeh
(с) el-brujo421.livejournal.com/40343.html
бонус к пикспаму: крутанское интервью журналу "Афиша"
Один из лучших молодых американских актеров Джозеф Гордон-Левитт сыграл в новом фильме Кристофера Нолана — мистическом триллере «Начало». «Афиша» публикует разговор с Джозефом
Интервью: Бруно Лестер/IFA
Фотография: Сюзанна Хау
Джозеф Гордон-Левитт 2010-го чем-то похож на Хита Леджера 2007-го. Правда, хотелось бы верить, что на роли в фильме Нолана совпадения закончатся
— Про «Начало» Нолана почти ничего не известно, расскажете хоть что-нибудь?
— Сниматься было ужасно интересно — это, пожалуй, все, что я могу сказать. С одной стороны, Нолан делает весьма сложнопостановочную, амбициозную, очень голливудскую историю. С другой — там за всей этой машинерией не теряются актерские работы. Ну и чисто физическая нагрузка была невероятная — я сейчас в такой форме, в какой никогда в жизни не был.
— А с Ди Каприо как работалось?
— Потрясающе. Я им всегда восхищался, всю жизнь. Он очень крутой на самом деле.
— Вы же с ним оба снимаетесь с раннего детства. Вот вы во сколько начали — лет в семь?
— В шесть.
— Родители заставили или был зов сердца?
— У меня случился зов сердца, когда я играл в «Волшебнике Изумрудного города». Дико амбициозная постановка была — для первоклассников, по крайней мере. Я играл Страшилу, и когда в зале на моем выходе впервые засмеялись, моя судьба была предрешена. Надо еще понимать, что я в Лос-Анджелесе рос. У моих одноклассников к тому времени уже агенты были. Мы жили через дорогу от кастинговой конторы, и я стал ходить на прослушивания — иногда по два-три в день. И мне страшно нравилось. Реклама не в счет. Реклама — это мерзость, конечно. В рекламе детей заставляют себя так вести, как будто они ЛСД обожрались.
— И вас заставляли?
— Меня — нет. Мама мне в какой-то момент объяснила, что есть вещи, которые можно делать, а есть — которые не надо.
— В тринадцать вы снялись в «Третьей планете от Солнца», это довольно популярный сериал был тогда — слава вам, наверное, ударила в голову?
— Да нет, я тогда страшным невротиком был. Когда меня узнавали, ужасно напрягался и сразу врал, что это не я, что я просто похож. У меня в 13 лет были очень идеалистические представления об искусстве, знаете ли. Я этим не для популярности занимался, нет.
— Но в случае с девочками это, наверное, упрощало жизнь?
— Ну да, ну да. Но не с теми, увы, которых мне хотелось. Мне тогда очень хотелось такую, знаете, четкую подружку, с которой можно пять минут целоваться, а потом час разговаривать про умное. А таких не было. И сейчас, надо сказать… В общем, это было даже облегчение, когда сериал закончился. Я учиться пошел — в Колумбийский университет на французское отделение. У меня тогда как раз начался серьезный сдвиг на всем французском — поэзии, истории, литературе.
— И кино?
— Французское кино, само собой, о да. «400 ударов» для меня были тогда самым важным фильмом. Но на самом деле меня клинило в первую очередь на француженках — знаете, вот то, как Годар их показывает. Когда женщина говорит по-французски, у нее с линией рта что-то такое происходит, от чего с ума сойти можно.
— Странно, что вы еще не снялись ни в одном французском фильме.
— Я бы с радостью. Мне в какой-то момент сны на французском снились. Не сны даже, а целые французские фильмы с моим участием. В двадцать я сорвался в Париж, думал найти себе там французскую подружку. Не получилось. Язык я знал, но они там на каком-то совсем другом французском разговаривают, как выяснилось. Но я еще поеду. Сейчас, когда Обаму выбрали, слава богу, можно в Европу ездить и не стесняться того, что ты американец.
— Когда вы уже в более взрослом возрасте в кино вернулись, вы же начали довольно с радикальных вещей — вот «Загадочная кожа» Араки, рискованная роль, в принципе…
— Ну я не знаю — смешно, что критикам роль гомосексуалиста кажется более рискованной, чем роль, например, солдата в неправедной войне или убийцы-психопата. А я и то и другое играл. Актеру нельзя зажиматься. Нормальные люди ставят себе рамки: вот это — можно, вот это — перебор. Актер на это права не имеет. Не то чтобы меня тянуло к каким-то патологическим ролям. Просто мне нравится, когда роли хорошо написаны, — а они патологические оказываются, ну совпадение.
— Но у вас такой очевидный крен в гей-сторону в фильмографии. Навскидку — сколько раз вы геев играли? Четыре, пять?
— Знаете, я, неловко признать, недавно забил свою фамилию в поисковик, и первое, что выскочило, это вопрос: «Пидорас ли Гордон-Левитт?» И там, надо сказать, хороший ответ был ниже написан: «А может, инопланетянин?» Ну поскольку я в «Третьей планете от Солнца» инопланетянина играл. Я вам скажу: в плане перестройки сознания вжиться в образ солдата, убивающего людей, куда травматичнее и сложнее, чем поцеловаться с мужиком.
— Но вообще вы придирчиво выбираете роли?
— Ну не то что придирчиво. Я смотрю, хороший ли сценарий и не козел ли режиссер. Точнее, что он больше любит: кино или самого себя. Вот те же «500 дней лета». Мне много предлагали романтических комедий, но эта оказалась первой, которую получилось без содрогания дочитать до конца. Ну плюс к тому это была для меня первая непатологическая роль за несколько лет, там не нужно было культивировать ненависть и самоомерзение — для разнообразия полезно.
— А вот «Бросок кобры» вы чисто для денег сделали?
— На самом деле знаете что — мне не так и много за него заплатили. Меньше даже, чем обычно. Я там для смеха снялся. Ну я там в маске, странным голосом разговариваю, спецэффекты опять-таки — круто же.
— Агенты вас мучают, чтобы вы более коммерческие роли выбирали?
— Считается, что залог успешной карьеры — это жертвовать хорошими ролями ради говна. Такая изначально установка. Это чушь, по-моему. То есть все радостно идут на этот компромисс, а особого успеха это не приносит. Потому что вот возьмите фильмы, которые до фига денег заработали, не просто много собрали, а вот исключительно, кучу денег. Это почти всегда хорошие фильмы. Вон «Титаник» возьмите. Плохое, что ли, кино?
— «Начало» — дорогой фильм со спецэффектами. Вам не скучно было все время сидеть и ждать, пока сто человек декорации передвинут?
— В маленьких фильмах тоже свет по полдня ставят. Это основная часть актерской работы — сидеть и ждать. Я музыку слушаю. Надеваю наушники и сижу, смотрю в одну точку. Для меня вообще подобрать ключ к персонажу — это значит найти правильную музыку, которую я буду слушать, пока готовят площадку. Pearl Jam в этом плане всегда выручает.
— В «500 днях лета» вы так натурально страдаете от несчастной любви. Это тоже музыка правильная или все-таки какой-то личный опыт?
— Ну я страдал — да, был период. Это хреново было. Я не мог с утра с кровати подняться. Ненавидел все вокруг. И когда мы «500 дней лета» потом делали, мне страшно не хотелось над этим смеяться. Это комедия — ясно, но очень хотелось показать, как это на самом деле бывает. А на самом деле это очень ужасно и больно.
— На кого вы равняетесь?
— Эйнштейн, Дэвид Боуи и Брижитт Бардо. Ха-ха, ну извините. Какой вопрос — такой и ответ. На самом деле я не особенно равняюсь на кого-то. Мне просто хочется работать с людьми, которым не по фигу то, что они делают. Это банальность такая, но на практике довольно трудно таких людей найти. И держаться их еще сложнее.