Роберт Фишер и Артур. Странно, но мне почему-то показалось, что их можно совместить в пейринг. И пусть до дня, посвященного фанфикам, еще долго; и пусть это еще даже не фанфик - начало только, огрызок, набросок... Но выложу ради интереса. Не люблю писать вслепую, и если никого не заинтересует - брошу.
Ожидаю любых отзывов. Нравится, стоит продолжать? Пишите. Нудно, затянуто? Тоже пишите, у меня ведь всяко бывает.
Автор: вестимо кто. Я же.
Бета: не работаю в паре, так что Word.
Пейринг: Артур/Роберт, Артур/Ариадна, Эймс/Артур.
Рейтинг: R.
Предупреждение: после пейринга уже не очень-то и нужно. Звучит оно так - "Много Артура". х)))
Тысяча с лишним слов авторского бреда.)
* * *
В реальной жизни так не бывает.
И не то, чтобы Артур сомневался в реальности происходящего… нет-нет, в этом он как раз был уверен - на все сто три с половиной процента. Вертел в пальцах кубик с утяжеленной гранью, игнорировал поданный стюардессой бокал – бизнес-класс, казалось бы, а коньяк здесь был на удивление поганый. Передать, что ли, Сайто, чтоб не экономил на выпивке?..
Но Сайто здесь нет. Сайто – просто старый знакомый, некогда удовлетворенный работой заказчик, так что билеты в его аэропорту команда Кобба приобретает за бесценок, с персональными скидками.
Наш мир составлен из мелких случайностей - так какой же должен быть фарт, чтобы впервые за долгое время попасть на рейс Сидней-Лос-Анжелес, и обнаружить Роберта Фишера в соседнем кресле? Артур как раз выполнил пустяковый заказ и возвращался к команде, Фишер летел в Америку по работе, лишившись персонального самолета на время тех-осмотра. И сейчас… сейчас Роберт сделал глоток воды из стакана, в котором льда было в три раза больше, чем жидкости, и тронул Артура за плечо подушечками пальцев.
- Простите, мы с вами, случайно, не знакомы?
В реальной жизни так не бывает. Но Артур развернулся на голос всем телом, и даже улыбнулся – вежливо, мягко.
- Может, я вам когда-нибудь снился?
Секунды на четыре Фишер впал в глубокую задумчивость. Сон, изменивший его мировоззрение два года тому назад, был насыщен и долог, но лица, мелькавшие в нем, вспоминать было сложно. Что-то тревожило его в облике Артура – то ли зализанность эта, то ли аристократизм, на острый запах которого Роберт был натаскан с самого детства. Артур пошутил своим «может, снился?», но Фишер не стал протестовать:
- Вполне может быть.
И голос у него был… мя-ягкий, кроткий голос бизнесмена-переговорщика. Внешность – точено-яркая, но привлекательная чем-то таким… глубинным. Артур так и остался сидеть - в пол-оборота; не достал книгу из дорожного кейса, не отвернулся – интересно ведь было.
- Скорей всего, мы с вами уже виделись в аэропорту. Часто летаете?
Фишер вновь согласился:
- Нередко, чего уж там.
… Ресницы у него оказались длинными и очень, очень светлыми. Цвет глаз – серебристым, полупрозрачным, словно дождевая вода. Артур улыбнулся, уже предчувствуя, что этот полет будет в некой мере интересным.
У него появился собеседник, искренне полагающий, что видел его, Артура, в вещих снах; да и потом, кто же мог знать, что Фишер не безнадежен в плане искусства? Увы, его не интересовало творчество Коссофа, Бэкона и Люсьена Фрейда, но… широка и причудлива Лондонская школа живописи! Артур, чьим официальным местом работы давно стало бюро продажи и покупки картин (не напишешь ведь на визитке – «краду мысли и режиссирую сны, качественно, дорого») оставил Фишеру глянцевый прямоугольник, пообещав всяческую помощь, если однажды Роберта заинтересуют картины.
Пообещал – и забыл. О долгих разговорах ни о чем, о внезапных идеях «А давайте выпьем за...», периодически возникающих во время полета. О Фишере забыл.
Но не о растерянных полупрозрачных глазах. Светло-серый оттенок – это фетиш, чего уж там…
* * *
- Мой ми-и-илый-милый друг, кто-нибудь когда-нибудь интересовался, почему ты так молчалив во время секса?
Артур отвлекся на мгновение от рубашки, недовольно буркнул:
- Я не молчалив, я сдержан.
В плане одежды он был до мозга костей педантичен – срывать с него рубашку никому и никогда не позволялось. Сам расстегивал. Сам застегивал. Пуговицы берег не из-за того, что лень было пришивать новые, а исключительно из чувства собственного достоинства.
Поправил воротничок, улыбнулся куда-то в направлении дальней стены; на самом деле – зеркалу.
- Все равно ты орешь за двоих.
- Я не ору, - оскорбился Эймс, переворачиваясь на живот. – Я громко выражаю эмоции.
- А я не считаю нужным их… «выражать».
Эймс попытался лягнуть друга-недруга, но не успел – Артур уже встал с кровати.
- Тогда не обижайся, если однажды я сообщу, что ты – безэмоциональное, обладающее примитивной фантазией бревно.
Но Артур и не думал обижаться, только язвительности в его интонациях ощутимо прибавилось:
- Эймс, солнце мое ясное, ну-ка напомни, в чьей комнате мы сейчас находимся?
- В твоей, - нехотя признал имитатор.
- … Не нравилось бы спать со мной – не приходил бы.
Эймс весело ржанул, признавая за собой шах и мат. Он вообще был существом… необъяснимо-странным. Казалось бы – стопроцентный мужик, альфа-самец с брутальной щетиной, богатым юмором и каверзными темными глазами. Тем не менее, шестьдесят процентов его личин в сновидениях были женского пола.
«Мне нравится видеть в зеркале красивые формы», - смеялся Эймс. И не выказывал ни малейших признаков смущения, когда его «персонажам» приходилось контактировать с мужчинами. Его веселило все – и вынужденные поцелуи, и заигрывания (на соблазнительную внешность для своих личин Эймс не скупился); и даже лапищи, которые норовят порой облапать его-ее изящные девичьи коленки. Существо, женственное даже более, чем настоящая женщина; мужественное настолько, что позавидовать ему могло бы немало мужчин. Двойственное, загадочное, обладающее специфическим чувством юмора – и давно, о-о-очень давно заигравшееся в бисексуальность.
Только одного не понимал Артур. Когда же Эймс, настолько привычный к бабскому облику и повадкам, в их тандеме утвердил за собой роль актива?..
- Что грузит твои и без того не страдающие обширностью мозги, друг мой?
Ну вот как, КАК на эту сволочь обижаться? Будь Артур и вправду из обидчивых – давно бы вколол Эймсу вместо пары кубиков снотворного раствор цианида. Жизнь – суровая штука; рука бы не дрогнула. Но все подколы имитатора – привычны, безобидны и совершенно беззлобны.
- Виделся с Фишером.
- И как поживает старина Роберт? – Эймс уронил голову на подушку, демонстрируя, что ему этот разговор «так интересен, так интересен!..»
- Поднимает ресторанный бизнес.
Вечноголодный Эймс выбор Роберта одобрил:
- Здорово же!
- Здорово…
Пальцы завязывают виндзорский узел уже на автомате. Голова должна быть забита множеством вещей – Артур, казалось бы, отягощен и работой, и обучением парочки сновидцев (Кобб приволок, нужны для очередного задания), и "официальными отношениями", и побочной связью с Эймсом… хотя это уже, скорее, бонус в виде не обязывающего ни к чему, но регулярного секса. Тысяча и одна вещь – нужная, важная, ценная…
- Сегодня, как всегда, ужинаете с Ариадной в «Караветти»?
- Почти семейная традиция, - соглашается Артур. - Еще не созданной семьи...
- Не против, если будущий крестный твоего ребенка присоединится?
- Только через мой труп.
- Ну почему сразу «нельзя»?..
- Присоединиться-то можно. А вот крестным моего ребенка ты станешь только через мой труп. Да и ребенок будет ой как не скоро.
- Ничего не знаю, мы с Ариадной на будущее уже договорились!..
А в мозгу – не то уютное шуршание мыслей, которое царит там обычно, а гулкая пустота. Артур любил Ариадну – ПРАВДА любил, безо всяких там сомнений; он был привязан к Эймсу – наркотически зависел от его тела, от его смеха, от дурных шуток и привычных острот…
Но и о Фишере вспоминать было приятно, болезненно-сладко. Мальчишка же! Вроде и бизнесмен, вроде и с возрастом «за тридцать», но все еще мягкий, сероглазый мальчишка…
- Простите, мы с вами, случайно, не знакомы?
- Может, я вам когда-нибудь снился?
- Вполне может быть.
Тише, тише.
- Арту-ур, прием-прием, не уходи в нирвану!
Ох уж эта странная, сумбурная жизнь…
* * *